На уроках истории и литературы нередко используются образы из произведений русского фольклора - эпических песен, за которыми с легкой руки фольклориста И.П.Сахарова еще в XIX в. закрепилось название «былины». Сахаров же позаимствовал этот термин из «Слова о полку Игореве»: «Начати же ся той песни по былинам сего времени, а не по замышлению Бояню». Ну а сами народные сказители называли такие произведения «старинами» («старинками») либо «песнями».

В отечественной фольклористике давно уже ведется дискуссия о соотношении эпоса и истории. Истоки устного народного творчества восточнославянских народов уходят в глубокую древность, но подавляющее большинство древних эпических произведений, записанных в ХVIII-ХХ вв., являются продуктом не одной, а нескольких эпох. Следовательно, былинный фольклор включает разновременные наслоения, и отделить ранние элементы от более поздних дополнений очень трудно. Как пессимистично утверждает В.Г.Мирзоев, невозможно выявить «текстуальную первооснову былин, очищенную от позднейших наслоений».

Исследователи выделили всего около 100 былинных сюжетов: богатырь и правитель; сватовство и свадьба героя; отражение вражеского нашествия (татар, литовцев); борьба героя с чудовищем (змеем и др.); бой отца с сыном и др. Былины в основном группируются в рамках четырех территориально-временных циклов, впервые обоснованных Л.Н.Майковым: 1) киевский; 2) новгородский; 3) московский; 4) казацкий. Данная классификация носит условный характер, поскольку произведения фольклора, зародившиеся еще в домонгольскую эпоху в Южной Руси, впоследствии вместе с переселенцами распространились в более северных лесных областях Восточной Европы, где не раз дополнялись новыми хронологическими пластами.

В народном эпосе отложилось гораздо больше языческих элементов, чем в памятниках древнерусской литературы, созданных книжниками из среды духовенства. Былины, зародившиеся раньше исторических песен и обладающие определенной метрической структурой, в древности исполнялись с музыкальным сопровождением, причем былинный стих формировался на протяжении нескольких столетий. Для развития былинного эпоса характерны цикличность, импровизация исполнителей, прикрепление старых безымянных сюжетов к известным историческим деятелям, например, к С.Разину или Петру I. Былины «содержат фактический материал, причудливо трансформированный веками и синтезированный в очень своеобразной форме»; они отличаются «нерасчлененностью описания действительности», «большой текучестью как объект изучения», отмечает В.Г.Мирзоев.

На протяжении второй половины ХIХ-ХХ вв. в русской фольклористике велась то оживлявшаяся, то временами затухавшая дискуссия между представителями двух основных научных школ - «мифологической» (А.Н.Афанасьев, Ф.И.Буслаев, В.Я.Пропп и др.) и «исторической» (С.Н.Азбелев, Б.Н.Путилов, Б.А.Рыбаков). По мнению представителей мифологического направления, эпические песни (былины) первоначально зародились как мифы о божествах. Приверженцы «исторической» школы отождествляли былинных героев с конкретными историческими лицами русского Средневековья (порой слишком прямолинейно). Истина же, как это нередко бывает, видимо, находится где-то посередине.

«Наиболее важным, решающим признаком эпоса является героический характер его содержания, - считал известный фольклорист В.Я.Пропп. - Эпос показывает, кого народ считает героем и за какие заслуги». Не раз исследователями предпринимались попытки идентифицировать некоторых из былинных персонажей, связать фольклорные мотивы с реальными сюжетами из прошлого.

В былинах присутствуют следующие социальные типажи:
а) правители: князья (Владимир Красно Солнышко, Волх Всеславьич, Вольга Святославич, Глеб Володьевич); цари (Кащей и др.);
б) богатыри (Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович и др.);
в) бояре (Василий Буслаев и др.);
г) купцы, главным образом гости (Садко, Пленко Сурожанин, Тараканище);
д) крестьяне (Микула Селянинович, крестьянский сын Илья Муромец);
е) разбойники (Соловей-Разбойник);
ж) казаки;
з) странники-паломники (калики).

Но среди былинных персонажей не встретишь ни ремесленников, ни монахов, ни белых священников, разве что прозвище Алеши Поповича указывает на его происхождение из духовного сословия.

Владимир Красное Солнышко	Микула Селянинович	Василий Буслаев
Соловей Будимирович	Чурило Пленкович	Ставр Годинович и Василиса Микулишна

Перейдем к обзору возможных исторических прототипов героев былин, чаще всего фигурирующих в литературе.

Владимир Красно Солнышко

Вот каким эпитетом наделен в одной былине этот князь: «ласковый Владимир стольно-киевский» («Вольга и Микула»). Но было бы не верно однозначно применять былинное прозвище «Красное Солнышко» по отношению к великому киевскому князю Владимиру Святославичу, крестившему Русь, ведь для защиты южнорусских земель от набегов кочевников немало сделал и его правнук Владимир Мономах, правивший в Киеве в 1113-1125 гг., дополнивший «Русскую правду» и проявивший себя как писатель.

Вольга Святославич

В былине «Вольга и Микула» описывается нелегкий крестьянский труд в северной полосе России, где соха при вспашке наталкивалась на пни-коренья и камни. Одни пашут, а другие, подобно Вольге Святославичу, собирают с крестьян дань («получку»). В одной и той же былине действуют люди разного социального происхождения. Но между ними по народным представлениям, еще нет жестких иерархических границ. Былинный князь Вольга может предложить крестьянину Микуле Селяниновичу стать наместником, то есть подняться до уровня боярина.

Как предполагают, прототипом Вольги стал Олег Вещий, разъезжавший с дружиной с целью сбора дани, а в образе Микулы представлен популярный в народе святой Николай Чудотворец. Другие, но менее вероятные прототипы - Олег Святославич Древлянский (сын Святослава Игоревича), правивший в земле древлян и погибший при столкновении со своим братом Ярополком, и Олег Святославич Черниговский, получивший из уст древнерусского книжника прозвище «Гориславич» за то, что не раз приводил на Русь половцев. Есть однако, мнение, что за противопоставлением «богатырей - Микулы («оратая-оратаюшко») с Вольгой Святославичем (богатырем княжеского рода и его дружиной)» скрывается противостояние «Перуна как бога княжеской дружины и Велеса как народного крестьянского бога».

Илья Муромец

Хотя и в устном народном творчестве, и на картине В.М.Васнецова Илья Муромец показан как старший» из богатырей, атаман, цикл эпических произведений о нем возник позже, чем былина о Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче.

Согласно народным представлениям, родился он в семье крестьянина по имени то ли Василий, то ли Иван, в селе Карачарове (под Муромом), где и прожил до 30 лет, а затем стал совершать свои богатырские подвиги. В 1999 г. в Муроме состоялось открытие памятника Илье Муромцу работы скульптора В.Клыкова. Семнадцатиметровая фигура богатыря, стоящего с высоко поднятым мечом в правой руке и крестом в левой руке, воздвигнута в городском парке, на Воеводиной горе, над рекой Окой.

В некоторых былинах богатырь Илья Васильевич (Иванович) именуется, однако, не Муромцем, а Муровцем или Муровичем. Ссылаясь на это второе прозвище, полагают, что по более ранней версии он происходил вовсе не из Мурома, а из г. Моровийска, расположенного на правом берегу р. Десны, на полпути между Черниговом и Киевом, и известного с XII в. В 1174 г. летописный Моровиеск, входивший в Черниговское княжество, сожгли союзники новгород-северского князя Олега Святославича.

В былинах Илья Муромец действует вне определенного исторического контекста: то служит киевскому князю Владимиру, то участвует в качестве казачьего есаула в покорении Сибири Ермаком, то разбойничает вместе со Степаном Разиным на Волге. В былине «Илья Муромец и Мамай» на древнюю домонгольскую основу наслоились более поздние реалии конца XIV в.: старый богатырь убивает предводителя Орды, направлявшегося в поход на стольный Киев, где правит князь Владимир. Перед нами предстает обобщенный образ защитника Русской земли.

Между тем, если верить народному преданию, Илья Муромец был погребен в Киево-Печерском монастыре. Немецкий путешественник Эрих Ляссота, посетивший Киев в конце XVI в., видел там гробницу «знаменитого героя или богатыря, о котором рассказывают много басен». В 1638 г. монах Киево-Печерской лавры Афанасий Кальнофойский, издавший на польском языке книгу «Тератургима» с описанием разных чудес, обратил внимание читателей на захоронение в пещерах св. Илии, отождествляемого с одним из прототипов былинного богатыря Ильи Муромца. В 1988 г. Межведомственная комиссия Минздрава Украины провела экспертизу мощей. Она показала, что покойный был исключительно сильным человеком, имел рост 177 см (высокий для того времени), у него обнаружены признаки заболевания позвоночника (былинный Илья от рождения и до 33 лет не мог ходить) и следы от многочисленных ранений.

Некий Элиас (Илья) Русский известен и в средневековом западноевропейском эпосе.

Добрыня Никитич

Чаще всего родиной этого богатыря называют Рязань, иногда Казань (былина «Добрыня и змей»), реже Киев (былина «Молодость Добрыни и бой его с Ильей Муровичем»). Правда, из Казани он едет сразу не по Волге, а по Оке, на которой стоит Рязань.

Добрыня Никитич меткий стрелок из лука, хорошо играет в шахматы, шашки, кости, а порой музицирует на гуслях. В одной из самых древних былин «Добрыня и змей» он предстает в образе бесстрашного витязя-змееборца. Но в отношениях с другими богатырями Добрыня не всегда проявляет дружелюбие и искренность. Добрыня уговаривает Настасью Микуличну не выходить замуж за «смелого Олешеньку Поповича, за того бабьего насмешника», хотя и считает его своим названным братом. В былине «Добрыня и Василий Казимиров» повествование переносится в эпоху ордынского ига с ее данью - «выходом», а герой именуется уменьшительно-ласкательно как Добрынюшка Никитинец.

Фольклорист Ю.И.Смирнов выявил 7 исторических лиц Х-ХIII вв. по имени Добрыня. Перечислим самых известных из них, которые могли стать прототипами былинного богатыря.

Добрыня Малкович. Сын Малка из Любеча, дядя Владимира Святославича (по матери, ключнице Малуше). С 969 г. он присматривал за юным князем Владимиром в далеком Новгороде, позже, в 978 г., помог ему захватить Киев и установить полное господство на Руси. Около 980 г. посадник Добрыня вслед за Киевом провел языческую реформу в Новгородской земле, а спустя 10 лет ему пришлось крестить новгородцев «огнем». Его сын Константин Добрынич также был новгородским посадником.

Добрыня Рагуилович. Новгородский военачальник XI в. Во время войны с Олегом Святославичем Черниговским в 1096 г. новгородский князь Мстислав (сын Владимира Мономаха) направил Добрыню Рагуиловича «вперед себя в сторожу». Находясь в разведывательном дозоре, воевода Добрыня захватил даньщиков черниговского князя, разъезжавших с целью сбора дани по Ростово-Суздальской земле.

Добрыня Ядрейкович. Новгородец, боярин, автор «Хожения в Царьград» (нач. XIII в.), ставший под именем Антония новгородским архиепископом.

Алеша Попович

Единственный из троицы знаменитых богатырей, не имеющий исторических корней. Из народного эпоса информация о богатыре Алеше Поповиче (именуемом также как «Алеша Попов сын Федорович») была заимствована средневековым русским книжником первой трети XVI в., составителем летописного свода, включенного в Никоновскую летопись. А уже из Никоновской летописи она попала в Степенную книгу (гл. 65 «О храбрых мужах» 1-й грани и 1-й ступени), составленную в начале 1560-х гг. митрополитом Афанасием. Былинный герой разгромил отряды половцев во главе с «половчином» Володарем (странное имя для половецкого хана), напавшие на Киев в отсутствие святого и великого князя Владимира. Последний будто бы пребывал тогда в Переславце на Дунае. На самом деле этот нижнедунайский город еще в 967 г. захватил отец Владимира Святого Святослав Игоревич. Блаженный князь Владимир пожаловал Алешу Поповича золотой гривной (шейным украшением) и сделал его своим вельможей.

Садко

Далеко не сразу былинный Садко стал видным купчиной. В молодости он, будучи гусляром («гусельщиком»), потешал на пирах бояр и купцов. Согласно еще одной версии, новгородский гусляр Садко «гулял» - разбойничал по Волге 12 лет, подобно речным пиратам-ушкуйникам. И лишь позже, разбогатев с помощью Водяного царя, приобщился он к дальним торговым поездкам, приносившим большие барыши, и обзавелся семьей. Что ж, стратификация средневекового русского общества не носила замкнутый характер, и в Новгороде Великом можно было перейти из одной социальной группы в другую (за исключением боярства).

Согласно Новгородской первой летописи старшего извода, весной 6675 (1167) г. «Заложи Съдко Сытиницъ церковь камяну святую мученику Бориса и Глеба при князи Святослави Ростиславици, при архиепископе Илии». Ряд ученых однозначно и прямолинейно отождествляют былинного героя Садко с летописным Содко Сытиничем. Как полагал Б.А.Рыбаков, «вот с этим купцом или торгующим боярином (он назван по отчеству) и можно сопоставить то торгово-экспедиционное начало, которое так устойчиво в былинах о Садко». Д.С.Лихачев также не сомневался в том, что «Сатко летописи и Садко былин - одно и то же лицо».

Но был ли летописный Содко Сытинич купцом? Скорее всего, нет. И вот почему. Во-первых, купцов в допетровской России никогда не именовали на -ич, с таким отчеством (да и то лишь на печатях, но не в актовых документах) указывали новгородских купеческих (сотенных) старост, известных с XIII в. Во-вторых, в ХII-ХV вв. церкви в Новгороде Великом возводились лишь на средства купеческих объединений, только с начала XVI в. отдельные купцы (прежде всего из числа переселенных из Москвы гостей-сурожан и их потомков) стали выступать в роли заказчиков и строительных подрядчиков при сооружении каменных храмов. По-видимому, летописный Содко Сытинич относился к «житьим людям» - группе непривилегированных феодалов в Новгороде Великом, происходивших из разбогатевших горожан. Владея землей, «житьи люди» также активно занимались торговлей и по социальному положению были близки к богатым купцам («гостям»).

Возведение в XII в. храма св. Борис и Глеба неким новгородцем Содко Сытичем (возможно, внезапно разбогатевши «житьим человеком») послужило лишь импульсом для народных сказителей, дававших волю своей фантазии и постепенно сформировавших былинный образ Садко - гусляра и удалого купца. В былинах о нем реальные черты торгового быта Великого Новгорода сочетаются со сказочным сюжетом, действительность - с ее гиперболизацией. Заимствовав от реального лица имя, фольклорный герой начинал далее по воле сказителей собственную жизнь.

Сравнительный анализ фольклорной информации и исторических реалий ещё раз убеждает нас в том, что нельзя ставить знак равенства между былинными персонажами и историческими лицами, носящими одно и тоже имя. Образы фольклорных героев носят собирательный характер, являются отражением и преломлением в народной памяти разновременных свидетельств. Устные предания о князьях и богатырях, именитых гостях могли послужить лишь поводом для создания былин.

// Преподавание истории в школе. - 2010. - № 10. - С. 33-37.